«Очерки о непридуманной трезвости»

Сегодняшней публикацией мы начинаем новую рубрику «Очерки о непридуманной трезвости». В которой будем делиться историями воспитанников наших реабилитационных центров.
Введение в рубрику (книгу) «Очерки о непридуманной трезвости».
Для настоящей трезвости мало быть непьющим или неупотребляющим наркотики человеком. Мы можем считать себя трезвыми по жизни, но так никогда и не стать ими по-настоящему. Настоящая трезвость – удел святых.
Спас в дыму торфяных пожаров
Лето 2010 года запомнилось мне жуткой трёхмесячной засухой и непрекращающимися пожарами искусственно осушенных при «развитом социализме» торфяных болот. Тем летом, заходя в храм, нельзя было, несмотря на сорокоградусную жару, открыть окна из-за едкого туманообразного дыма.
Мой знакомый, настоятель провинциального собора, у которого я гостил, попросил меня подежурить между службами в храме, чтобы отвечать на вопросы многочисленных прихожан и захожан угнетённых стихийным бедствием, немало из которых пришли в то лихое время в церковь первый раз в жизни.
Ущемлённые катаклизмом в своих потребительских правах захожане требовали ответа на вопросы: «Не начался ли конец света?» и «Кому поставить свечку, чтобы пожары немедленно прекратились?».
Но один из пришедших встряхнул меня, порядком ошалевшего от упаднических настроений населения, ясным и вполне евангельским вопросом: «Как уверовать так, чтобы изменить жизнь?».
Я уединился с этим, немолодым уже, человеком, который назвался Юрием, в комнате священнослужителей и выслушал его историю, оказавшуюся трагедией с юности пристрастившегося к бутылке рабочего парня, обретшего после тридцати лет употребления полгода трезвости в группе Анонимных Алкоголиков.
Сам я тогда тоже был закоренелым пьяницей, хотя таковым себя не считал и, даже отвечал пару лет за проведение групп АА и АН в одном из московских монастырей, который предоставлял пустующее по будням помещение Воскресной школы страждущим людям при соблюдении ими должного порядка. Те люди после своих трезвых посиделок иногда заходили в храм, интересовались православием, а некоторые даже глубоко воцерковлялись к моему великому удовлетворению и умилению. Немаловажной для меня тогда была и галочка в отчёте о работе по социальному служению. Нравилось мне, чего греха таить, докладывать архиерею об успехах, а особенно, когда информация обо мне приходила к владыке от известных московских духовников, к которым я обычно адресовал наших неофитов. Но в целом: попытки говорить о Боге, Церкви и вере с Анонимными трудно было назвать очень продуктивными. С обеих сторон мешали некие условности и обособленность каждой стороны. Как это преодолеть - я в то время не понимал, хотя чувствовал, что с церковной стороны таких искусственных препятствий намного больше. Очень многие церковные люди прямо отвергали возможность сотрудничества с группами самопомощи, другие предлагали переделать их по своим представлениям о том, «КАК НАДО»… И мало кто узнавал в программе «12 шагов» своё родное православное «Добротолюбие» с его корневой традицией борьбы с личным грехом и безусловные евангельские принципы жизни.
Поэтому искреннему и самостоятельному приходу в храм Юрия я очень обрадовался и принялся активно втягивать его в местную церковную общину, одну из самых живых и действенных среди виденных мною.
У Юры, который не оставляя АА обрёл ещё и крепкую православную семью, получилось со временем решить для себя тот вопрос, с которым он пришёл в храм. Он в простоте сердца решал его, не обращая внимания на придуманные фанатичными борцами за чистоту православия непримиримые противоречия церковной традиции и того, что ему предлагали реально выздоравливающие алкоголики. Старательно впитывая в себя Тайну присутствия Бога в своей жизни, Юрий изменился, расцвёл, развился так, что прежние знакомые перестали его узнавать при встрече…
Я же ещё долго упирался в свои предубеждения дипломированного до очерствления церковника и продолжал при своей вере и духовном образовании утешать себя отвлечённым от живой трезвой жизни пониманием благодати, что закономерно приводило к очередной пьянке. Я не умел тогда, да и не учили меня этому ни в монастыре, ни в семинарии, жить здесь и сейчас – сегодняшним днём, тогда как Анонимные эту Евангельскую практику претворяли в каждый новый день своей жизни. Я жил либо чужим славным православным прошлым, либо своими эйфорическими мечтами о будущем, которые оставались благими намерениями без элементарных ежедневных упражнений в трезвых мыслях и трезвых действиях необходимых для жизни по вере.
Тогда в дыму торфяных пожаров во мне тоже вспыхнула искорка желания многое поменять в своём странном существовании. Но я ещё несколько лет оставался одиноким в своём заблуждении измениться только за счёт своего книжного православия, ничего на деле в себе не меняя, пока не встретил тех, кто многократно подтвердил уже в неоспоримой для меня религиозной системе опыт моего знакомца Юрия своей изменившейся с несомненной Божией помощью жизнью. Эта встреча расставила по своим местам все мои прежние представления, знания и опыт и обозначила действенные ориентиры ТРЕЗВЕНИЯ в духовном святоотеческом ключе этого воистину чудотворного понятия. Поэтому все мои последующие истории о лично знакомых мне преобразившихся и ещё только преображающихся зависимых людях в благодарность моим соратникам по трезвению в вере и в свидетельство Силы Божией в немощи совершающейся.